Где-то между часом и двумя ночи мы ложимся спать…
Где-то между часом и двумя ночи мы ложимся спать… Я говорю мантру «жарко-жарко-жарко-как же тут, блин, жарко», а муж говорит мантру «мне, вообще-то, завтра на работу вставать». Собака залезает под кровать, а кошка ходит по кухне. Я ворочаюсь, задыхаюсь, раскидываю руки и ноги и чувствую, как мое тело плавит матрас. Так проходит час или полтора. Я начинаю впадать в слабый сон…
Собака понимает, что вот он — её момент, я больше не ворочаюсь, и запрыгивает к нам на кровать. Она ложится в районе наших ног животом кверху, упираясь при этом жилистыми лапами в мою ногу. Я говорю, что запрыгивать к нам на кровать не надо, потому что собака мохнатая, тёплая и царапает когтями. Собака говорит: «Ну, попробуй меня выкинь..!» И я начинаю выдавливать из кровати аморфную собакоподобную массу, у которой нет ни лап (они предусмотрительно прижаты) и которую не за что подцепить. У этой мохнатой массы есть только удвоившийся по отношению к дневному вес. Наконец, я допинываю собаку до края кровати и она шлепается вниз. «Это ничего, — говорит собака, — ты наверное перепутала меня с какой-то другой нежеланной собакой, я сейчас еще попробую залезть.» Цокая когтями, собака обходит кровать и залезает на неё ещё раз, стараясь не задевать мои ноги. «Я всё равно не хочу с тобой спать», — говорю я и медленно спинываю аморфную собакоподобную массу, пока не услышу «бух!» и цокот приземлившихся когтей. Собака говорит, что она была обо мне лучшего мнения и заходит со стороны мужа. Я изгибаюсь по диагонали и выпинываю собаку из-за мужниных ног. Собака предлагает ввести соскок с кровати в олимпийскую программу. Я предлагаю всем поспать. Собака удаляется под кровать и обиженно оттуда вздыхает и кряхтит…
Муж говорит, что он меня очень любит, и нам надо слиться в объятии. Я говорю мужу, что обниматься в такую жару смерти подобно, и пытаюсь его отвратить от этой затеи. Муж просыпается и спрашивает, зачем я его бужу, ему, вообще-то, завтра на работу вставать.
Кошка грудным голосом говорит, что ей не хватает ночных развлечений. Она сейчас нам покажет, как это делается, и мы, так и быть, можем присоединяться. Кошка показательно гарцует пару раз туда-сюда с топотом копыт. Я говорю кошке, что никто к ней присоединяться не станет, все хотят спать. «Ну, и ладно тогда, — говорит кошка, — я обиделась…» И взлетает на кухонный шкаф под потолком. Минут через пять она бросается вниз на холодильник, как опозоренная девица в горное ущелье. Звук такой, как будто падает мешок крупы. Я кое-что забыла сделать там внизу, говорит кошка, и идёт в ванную. Там она окапывается в гравии (на самом деле это бетонитовая глина). Я говорю кошке: «Ты уже все закопала..!» — Что..? Я не слышу, — говорит кошка, разбрасывая гравий вокруг себя. Я говорю: «Ты уже закопала..!» — Не могу разобрать, что ты говоришь, — отвечает кошка, шоркая когтями по пластику. Я говорю: «За-ко-пааааа-ла уже!!!» — Не слышу тебя, — говорит кошка, шоркая когтями по плетенной из бамбука тумбочке. Потом она выходит из ванной: «Так что ты говорила-то?» Я: «Закопала!» Кошка: «А, ну, я так и подумала. Но я вернусь, на всякий случай, и ещё немного поскребу…» Кошка возвращается в ванную: «Ах, как чудесно точить когти об эту тумбочку!»
Муж говорит, что он нашёл удивительное положение тела, в котором можно издавать такие звуки, как свист, треньканье, сипенье или рык. Я говорю мужу, что ему надо перевернуться на бок. Муж говорит, что ему, вообще-то, завтра на работу вставать.
Собака говорит, что на пустой желудок ей не спится, и цокая когтями, идёт на кухню. Там она окапывается в гравии (на самом деле это сухой корм). Она подцепляет его ртом, и невошедшие в собаку остатки гулко падают в пустую металлическую миску. Затем, влажно шлепая, собака пьет воду и прикидывает, войдёт ли в неё ещё немного гравия. «Я попробую», — говорит собака. Затем она снова возвращается под кровать и у неё получается заснуть. Во сне собака видит нехороших людей, которых надо отогнать. Лаять во сне собаке не удается, и она говорит просто «Вуф. Вуф. Вуф…» Я говорю собаке, что ей это снится, и нечего тут вуфкать. Собака замолкает, и ей начинает сниться хороший сон, в котором она бежит за добычей. На деле она скребёт когтями об пол. Я говорю собаке, что жизнь есть сон..
Муж говорит, что он всегда мечтал вот так вот широко раскинуть руки и ноги в кровати. Я говорю, что это прекрасно, но мне тоже нужно какое-никакое пространство для сна. Я говорю мужу, что ему надо перевернуться на бок. Муж говорит, что ему, вообще-то, завтра на работу вставать.
Тут собака с громким криком выскальзывает из-под кровати и говорит, что защитит нас всех от человека, который между третьим и четвертым часом ночи прошёл по лестничной площадке, потому что она, во-первых, страшная, а, во-вторых, бесстрашная. Муж говорит, что ЕМУ, ВООБЩЕ-ТО, ЗАВТРА НА РАБОТУ ВСТАВАТЬ. То есть говорит он совсем не это, но смысл всем понятен.
Просыпаются птички. Птички говорят, что хоть ночь темна и полна ужасов, но конец этому близок, и скоро взойдёт солнце. Я говорю, что солнце — это звезда смерти, и оно зажарит нас всех.
Соседи, которые, видимо, работают пекарями и водителями общественного транспорта в утреннюю смену, говорят, что им пора на работу. Город говорит, что надо немедленно спасать какого-то несчастного на «скорой помощи». Виу-виу-виу..! Трамвай с рокотом проезжает по мосту и говорит: «Ухх, мощны мои лапищи!»
Где-то после «четырёх» энтузиазм птиц-огнепоклонников спадает, кошка спит на шкафчике на кухне, собака спит под кроватью, а муж спит рядом со мной. Я, наконец-то, охлаждаюсь до той температуры, когда уже можно заснуть.
Я сплю…
Автор: Александра Петуховская