Женский журнал с юмором "Жива"

В народе долгое время пытаются опытным путем определить, какое же сочетание супругов является наиболее удачным, боятся ли мужчины умных женщин, а также кто этим самым умным/красивым женщинам/мужчинам нужен. Хочется всем, конечно, всего и сразу, а получаем что заслуживаем и по чуть-чуть. В таких реалиях нужно расставлять приоритеты. И пример из рассказа Чехова – наглядное тому подтверждение: Антон Павлович Чехов «Розовый чулок» Пасмурный, дождливый день. Небо надолго заволокло тучами, и дождю конца не предвидится. На дворе слякоть, лужи, мокрые галки, а

Восьмидесятилетняя старушка с синими волосами сидела у нотариуса и болтала ногами. – По какому вопросу вы к нам? – Дык, завещание писать. – Хорошо. – Записывайте, – бабушка устроилась поудобнее на стуле и начала диктовать. – После смерти прошу передать мой мозг на изучение в НИИ. Если НИИ не захочет брать, пусть скажут, что от Клавдии Петровны. Всех своих котов, которые будут у меня на момент смерти раздать моим друзьям. Если таковых не останется (друзей, а не котов) тогда коты

Дом у Тани полная чаша в смысле живности. Кошка, пёс, две канарейки. От соседей-алкоголиков в поисках тепла и уюта захаживает мышь. Плюс сын, плюс муж, плюс свекровь, живущая через дом, но через дом ей скучно. Плюс с недавних пор потенциальная не-дай-бог-невестка Вика. Плюс тараканы, вольготно чувствующие себя в голове каждого насельника. Помойное детство кошки Мамзельки не прошло даром, застарелые психотравмы оживают, Мамзелька мстит домашним тапкам. Удивительно, сколько мести помещается в кошке скромных размеров. Пёс Мартын не в силах понять, отчего

Когда мужчина становится папой, он сразу же наделяется магической суперсилой, чтобы всегда прийти на помощь своему чаду, поддержать его и наставить. ****** Иду на работу с обеденного перерыва, погода такая хорошая, солнышко, расчувствовалась и начала подпевать песенке, которую слушала через один наушник. Тут чувствую, как мои ноги отрываются от земли, меня тянут вверх и такой зверский рявк за спиной: «Какого черта ты тут делаешь?» Изворачиваюсь, вижу лицо моего мучителя, который держит меня за шкирку, как котенка. У дядьки глаза становятся

— Что еще тебе рассказать? Надо жить у моря, мама, надо делать, что нравится, и по возможности ничего не усложнять; это ведь только вопрос выбора, мама: месяцами пожирать себя за то, что не сделано, упущено и потрачено впустую – или решить, что оставшейся жизни как раз хватит на то, чтобы все успеть, и приняться за дело; век пилить ближнего своего за то, какое он тупое неповоротливое ничтожество – или начать хвалить за маленькие достиженьица и победки, чтобы он расцвел и

Странный он был. Вот как хотите, но совершенно необычный. Все остальные коты, как приходит весна устраивали в нашем дворике мартовские концерты и бои, а этот… А этот ходил годами с одной и той же кошечкой. Маленькой черно-белой муськой. Не дрался, не орал и не мотался по подворотням. Короче говоря, совершенно нетипичное и не кошачье поведение. Однолюб кошачий. Как вам такое? Весь наш двор знал эту сладкую парочку. Красавец черный кот и его маленькая кошка. Вот, его и прозвали – Кошкин

Прибавьте зарплату, Самуил Яковлевич!» ‑ попросила уборщица. «Голубушка, детские писатели сами копейки получают, — отговаривался жадноватый Маршак. — Вот, приходится по выходным подрабатывать». — «Где?» ‑ «Да в зоопарке». — «Это кем же?» ‑ «Я — гориллой, Чуковский — крокодилом. Мне 300 рублей платят, а ему 250». Эту шутку пересказали Чуковскому, и он неожиданно рассердился: «Почему это у Маршака на 50 рублей больше?! Ведь крокодилом работать труднее!» Общих знакомых Маршак с Чуковским вечно изводили пристрастными расспросами друг о друге. Как-то

Когда Люся сделала ремонт в своей крохотной полуторке и переставила мебель, выяснилось, что стена в комнате пустовата. Что-то просто просилось быть повешенным на эту стену. И Люся поняла, что именно и где это найти. По выходным художники оккупировали сквер. Реализмом не пахло. На пьяной улице танцевали пьяные развеселые дома, странная многоногая лошадь скакала по фиолетовому полю, и на фоне занавески цвета запекшейся крови сидела еще более странная женщина – одновременно и в фас, и в профиль. Сами художники были под